Спустя десять лет после мирового финансового кризиса 2008 года власти постоянно заверяют нас в том, что сегодня система стала намного безопасней. Гигантские банки, оказавшиеся в центре той катастрофы, сократили масштабы рискованных операций, при этом все – инвесторы, потребители и центробанки – до сих пор остаются крайне настороженными. Регуляторы многое сделали, чтобы гарантировать увеличение прозрачности и подотчётности в банковской отрасли. Но действительно ли мы в такой уж безопасности?
В обычной ситуации можно было бы сказать «да». Полномасштабный мировой финансовый кризис, подобный тому, что разразился десять лет назад, не похож на типичную рецессию, происходящую раз в семь лет. Значительно более редкая частота системных кризисов объясняется двумя реалиями: власти реагируют на них реформами с целью предотвратить их повторение, а инвесторам, потребителям и политикам нужно очень долгое время, чтобы забыть последний кризис.
К сожалению, мы не живём в нормальные времена. Антикризисный менеджмент нельзя осуществлять на автопилоте, а надёжность финансовой системы критически зависима от компетентности людей, которые ею управляют. Хорошая новость в том, что ключевые центробанки по-прежнему (в общем и целом) обладают великолепными сотрудниками и руководством. Плохая новость в том, что в антикризисном управлении участвует всё правительство, а не только монетарные власти. И здесь есть масса пространства для появления сомнений.
Предостережения статистики мировых торговых циклов
Ведутся острые дебаты о том, почему темпы роста мировой торговли столь резк... → →
Да, конечно, если следующий кризис будет точно таким же, как предыдущий, любой политик может просто следовать стратегии, выработанной в 2008, и ответ будет, наверное, как минимум, столь же эффективным. Но что если следующий кризис будет совершенно иным и вызванным, скажем, серьёзной кибератакой или неожиданно быстрым ростом мировых реальных процентных ставок, что потрясёт хрупкие рыки долгов с высоким риском? Может ли кто-нибудь честно рассуждать о том, что администрация президента США Дональда Трампа обладает квалификацией и опытом, необходимыми, чтобы справиться с серьёзным обвалом? Трудно дать ответ на этот вопрос, потому что единственный реальный кризис, с которым США столкнулись за время президентства Трампа? – это само президентство Трампа.
Председатель ФРС США Джей Пауэлл и его команда – это первоклассные специалисты, но кто ещё будет «взрослым в комнате», если появится угроза зародившегося извне финансового кризиса? ФРС не может начать делать всё самостоятельно; ему требуется политическая и финансовая поддержка других органов власти. Более того, у ФРС сейчас меньше пространства для манёвра, чем в 2008, потому что финансовая реформа Додда - Франка, проведённая в 2010, резко ограничила его возможности спасать частные финансовые учреждения, причём даже тогда, когда в противном случае может рухнуть вся система. Поможет ли ему пребывающий в тупике rонгресс? Или Стивен Мнучин, который продюсировал голливудские фильмы, прежде чем стать министром финансов США, воспользуется знаниями, полученными благодаря актёрской работе в фильме 2016 года «Вне правил»?
Есть ли будущее у свободной торговли между странами?
В 2018 в торговой политике – в большей степени, чем в какой-либо другой пол... →
У Европы схожие проблемы, если не хуже. Популизм углубляет недоверие и раскол в обществе, поэтому финансовая устойчивость здесь явно значительно ниже, чем десять лет назад. Просто взгляните на Великобританию, один из крупнейших мировых финансовых центров, где политическая элита довела страну до края обрыва под названием брексит. Можно ли реально ожидать от неё компетентного управления в условиях финансового кризиса, который требует принятия жёстких политических решений и гибкого мышления? Великобритании повезло с очень хорошими сотрудниками в Министерстве финансов и в центральном банке, но даже эти блестящие специалисты не смогут многого сделать, если политики не окажут им поддержку.
Между тем с другой стороны Ла-Манша серьёзные разногласия по поводу распределения бремени еврозоны затруднят проведение решительных мер, которые бы позволили справиться с внезапным, острым стрессом. Например, существенный рост мировых реальных процентных ставок может привести к хаосу на балканизированных долговых рынках еврозоны.
Но разве следующий крупный финансовый кризис случится не через 20-40 лет, оставляя достаточно времени на подготовку к нему? На это можно надеяться, но гарантий нет. Даже если с помощью регулирования удалось успешно ограничить риски для банков, весьма вероятно, что серьёзные источники этих рисков просто мигрировали в теневую финансовую систему с меньшим регулированием. Мы знаем точно лишь то, что мировая финансовая система продолжает расти, а общая сумма глобальных долгов сейчас приближается к $200 трлн. Улучшение финансового регулирования, возможно, помогло сдержать соответствующий рост объёмов рисков, но это не обязательно означает, что их стало меньше.
Например, хотя на бумаге кажется, что у крупных банков действительно стало меньше рисков, регуляторам следует активней заниматься мониторингом рискованных долгов, которые мигрировали в теневую финансовую систему и которые могут очень быстро нарастать, о чём свидетельствует наш негативный опыт 2008 года. Регуляторы сразу ссылаются на увеличение буфера «ликвидных» активов у банков, позволяющих справиться с бегством вкладчиков и проблемами рефинансирования долгов. К сожалению, активы, которые являются «ликвидными» в нормальные времена, часто оказываются совершенно неликвидными в периоды кризиса.
Власти правы, заявляя, что по сравнению с 2008 годом система улучшилась. Но те частичные реформы, который были проведены, не позволили добиться самого необходимого: потребовать от банков увеличения доли своего финансирования за счёт выпуска акций (или за счёт реинвестирования дивидендов), как предлагали сделать Аната Адмати из Стэнфорда и Мартин Хеллвиг из Института Макса Планка. К сожалению, неумолимый рост финансовой системы – в сочетании со всё более токсичным политическим климатом – означает, что следующий большой финансовый кризис может начаться раньше, чем вы думаете.
