Написал для мартовского номера Forbes Kazakhstan колонку о выборах на первый Съезд народных депутатов СССР. Она заканчивалась словами: «30 лет – скромный юбилей. Но хороший повод задуматься о переменах, о надеждах, которые они рождают, о том, как не упустить шанс». Теперь появился повод вспомнить ещё об одном тридцатилетии – 25 мая столько исполнится первому заседанию того Съезда народных депутатов СССР.
Чинный сценарий съезда нарушил депутат Толпежников В.Ф., самовольно выскочивший на трибуну и потребовавший, ссылаясь на поручение избирателей, «сообщить во всеуслышание и сейчас… кто отдал приказ об избиении мирных демонстрантов в Тбилиси 9 апреля 1989 года и применении против них отравляющих веществ…». Депутаты разделились на две неравные группы: большинство, одобряющее всё, что предлагал Михаил Горбачёв, и меньшинство, пытавшееся провести альтернативную линию. Об этом сказал занимавший тогда пост ректора Московского историко-архивного института Ю.Н. Афанасьев: «Так вот, уважаемое агрессивно-послушное большинство и вы, Михаил Сергеевич, то ли прислушивающийся к этому большинству, то ли умело на него воздействующий. Мы можем и дальше продолжить так работу. Мы можем быть послушными, не выстраивать очередь, аккуратненько подавать записочки. Мы можем быть благостными, как к тому нас призывал отец Питирим. Но давайте всё-таки ни на минуту не забывать о тех, кто нас послал на этот съезд. Они послали нас сюда не для того, чтобы мы вели себя благостно, а для того, чтобы мы изменили решительным образом положение дел в стране».
Тот съезд сыграл практически ту же роль, что и Генеральные штаты во Франции в 1789 году – открыл последний акт драмы распада СССР. Удивительно, что ни организаторы съезда (читайте: партийная верхушка), ни институциализировавшаяся оппозиция не подумали о вполне напрашивавшейся аналогии. Слава богу, дело не дошло до якобинской диктатуры и прочих кровавых эксцессов.
Власть, заведя страну в тупик, как это было во Франции при Бурбонах и в СССР при Горбачёве, пытается найти выход из него, обратившись к обществу за поддержкой. Но есть две проблемы. Первая – власть хочет отделаться косметическими изменениями, сохранив свои фундаментальные основы. Вторая – общество не имеет единого представления о том, какие перемены нужны.
Власть, обратившись к обществу без плана реальных перемен, обнажив при этом идейную нищету, очень быстро теряет остатки своей сакральности, а значит, уважения и страха народа. Общество, не имеющее реальной альтернативы, довольно быстро покоряется радикалам в худшем случае или популистам в лучшем. А дальше – либо якобинско-большевистская диктатура, либо популизм, перерождающийся в коррумпированный авторитаризм.
Неприятные альтернативы. Отсюда сомнения: а нужна ли нам демократизация общественно-политической системы в принципе? Готовы ли мы к демократии?
Правда, есть ещё один вариант. Это когда власть готова идти на перемены, а общество готово идти на компромиссы с ней, сужая поле возможностей для популистов и радикалов. Так было в Испании после Франко, в Португалии после Салазара, в Корее после Чон Ду Хвана. Для такого варианта нужно, чтобы власть понимала, что старая парадигма развития себя исчерпала, что властью придется делиться, что требуются реальные перемены. Общество же, точнее, различные группы, его составляющие, должны понимать, что полное воплощение их идеалов невозможно, что необходимо считаться с интересами всех, а значит, идти на уступки.
