Жапаргали Сманыч, старый убежденный холостяк 37 лет от роду, возвращался домой с первого своего свидания в совершенно растрепанном душевном состоянии. Он шел через небольшой весенний парк и пытался сосредоточиться. Однако мысли разбегались, как тараканы при внезапно включенном свете, и он не мог ухватиться ни за одну из них. А всё потому, что Анара Абдулкахаровна – «дама благородных кровей из хорошей семьи», – с которой его познакомили сострадательные друзья, не в силах больше терпеть провокационной свободы своего «кентубаса», произвела на него неизгладимое впечатление. Неизгладимое по причине своей простодушной, если не сказать детской, непосредственности. Она так и заявила, глянув на его идеально выглаженные брюки:
- А Пушкина, между прочим, в вашем возрасте уже убили.
Жапаргали Сманыча, (которого все за спиной называли «Жапеке»), эта фраза слегка озадачила. Точнее, он не совсем ее понял. Точнее, тут напрашивалось, как минимум, два вывода.
Первый. Жапаргали, к сожалению, не Пушкин, поэтому ни у кого не возникает желания его убить.
И второй. Вытекающий, как следствие, из первого. Если уж Жапеке до сих пор не убили, то, следовательно, он несправедливо и безответственно проживает чужую жизнь. То есть, тратит время, предназначенное для другого. И, если с первой мыслью Жапеке еще мог как-то согласиться, то со второй он готов был поспорить.
Он жил один. В двухкомнатной квартире с балконом и кухней в 12 метров, поэтому его все устраивало. Работал он экспедитором в скромной транспортной компании, по субботам пел тенором в хоре при Доме культуры железнодорожников, а имя ему дал дед – коммунист в законе с 50-летним стажем. Оно показалось ему звучным и этнографически точным – Жа-пар-га-ли!
В коллективе Жапеке уважали. Ценили за опыт и умение сохранять невозмутимость в самых разных ситуациях. А тут он вдруг, разволновался и шел теперь через парк в расхристанных чувствах. Голуби лезли ему под ноги, но он их не замечал. Анара Абдулкахаровна не выходила у него из головы.
- Нормальный мужик женится до тридцати, - брякнула она ему напоследок. - А если у него не получилось, то это значит, что с ним что-то не так.
И, опять же, если резюмировать, то тут можно было сделать следующие заключения. И тоже малоутешительные.
Получалось, что он вот уже как семь лет числится в ненормальных. И что реально смущало: никто ему об этом не сказал. Ни близкие, ни друзья. И что уж совсем обескураживало: если он действительно такой долб... придурок, то у него с каждым годом все меньше остается шансов исправить положение и попасть в число нормальных.
Единственно, с чем Анара слегка переборщила, так это насчет «безинициативности». Попытки женить Жапаргали затевались и ранее. Первым делом, конечно, мама. Она предпринимала порой героические усилия в поиске подходящей партии. В последний раз она лично исходила пешком все вузы города. Прошлась крупной сетью по университетским коридорам. Но то, что попалось ей, не устроило его. И наоборот, всё, что выловил Жапаргали, не одобрила мама.
Следом к поискам подключились родственники. Они прочесали соцсети, завели знакомства в солидных брачных агентствах, обошли родовитые семьи столицы и, не найдя ничего заслуживающего внимания, стали искать в провинциях.
Потенциальные кандидатуры везли уже из дальних сел и аулов. Контингент был самый разнообразный: худые и сочные, веселые и грустные, романтичные и практичные...Была даже одна победительница олимпиады по объему надоев Кокпектинского района. Однако ни одна из претенденток так и не смогла пройти пристрастный отбор.
В итоге, все усилия закончились ничем и все как-то сошло на нет, успокоилось, утряслось. Родня махнула рукой, маманя перестала надеяться и лишь друзья все еще пытались пристроить Жапеке в добрые руки.
Нет, с ним все было нормально. Давление там, сердце, почки. Ростом он был чуть выше среднего, вредных привычек не имел. Не Бред Пит, конечно, но и не Спанч Боб совсем. И не сказать, чтобы дамочки вовсе его не интересовали. Интересовали конечно. Постольку-поскольку. Да вот подолгу общаться с ними Жапаргали не мог. Он не владел контекстом эпохи. То есть, не сидел в тик-токе, не следил за жизнью «звезд», не имел аккаунта в инстаграмм, не слышал ничего про биткойн, поэтому из любой беседы выпадал уже на второй минуте. Что, в общем-то, никак его лично не волновало. А вот Анара Абдулкахаровна странным образом задела за живое. Во-первых, никто еще не называл Жапеке ненормальным. То есть, идиотом. И во-вторых, никто еще не обвинял его в том, что он преступно пережил Пушкина...
На такой можно бы и жениться, показалось ему.
Ругая себя за суетливость, он долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Наконец, больно стукнувшись о косяк, очутился в прихожей, бросил куртку и сразу же проследовал в зал. Сел за стол. Вытащил листочек форматом А-4, взял ручку и провел сверху вниз ровную линию. Разделил страничку надвое. Слева написал «плюсы», справа – «минусы». И, как человек организованный, стал заполнять. Начал, естественно, с плюсов.
«1. Не буду больше мыть посуду!», - записал он и не без удовольствия поставил в окончании восклицательный знак.
«2. Не буду больше стирать и гладить», - добавил он, но уже без восклицательного. Поставил жирную точку.
«3. Стану чаще питаться дома», - продолжил он.
«4. Не буду по утрам жарить яичницу».
Тут он на секунду прервался, сделал паузу.
- Чего я это все о еде да о еде?! - пробубнил Жапаргали. - Должно же быть что-то важнее еды?
«А что может быть важнее?», - задумался он и откинулся на спинку стула. Посидел минуту в растерянности, почесал бровь.
«Ладно», - махнул он, так и не найдя ответа. - Пойдем дальше.
Та-ак. «5. Уборка по дому». Это хорошо. Это правильно.
Что еще?
Та-ак. «Секс». Да, это важно. Это полезно. И не надо никуда ходить. Этот вопрос можно будет решать не выходя из дома, резонно заключил Жапеке и возле цифры «6» аккуратненько добавил: «Внутреннее равновесие».
На цифре «7» Жапаргали почему-то застрял. На ум больше ничего не приходило. Все какая-то банальщина лезла в голову, наподобие «мама обрадуется», «родственники отвяжутся»...
Тогда он стал заполнять столбик с минусами.
«Она будет жить со мной», - написал он и очень зримо представил необычную картину. Анара Абдулкахаровна, вся мокрая, растрепанная, ходит по его квартире в халате и большим намотанным махровым полотенцем на голове. Представил и невольно закашлялся в кулак.
Под цифрой «2» Жапеке записал: «Она притащит с собой все свои вещи». И воображение тут же нарисовало другое, не менее пугающее видение: Анара Абдулкахаровна пытается протолкнуть в проем двери чудовищных размеров чемодан, а за ее спиной, в подъезде громоздятся еще несколько таких же...
Далее Жапаргали по буковкам вывел: «Она будет мыться в моем душе». И, разглядев мысленно Анару Абдулкахаровну в собственной душевой, Жапаргали почувствовал, как закололо в груди. На какое-то мгновенье ему даже показалось, будто кто-то спустил воду в унитазе.
Дальше пошло-поехало.
«Она будет ходить в мой туалет» – «4».
«У ней есть мать с отцом» – «5».
«А это значит, что у меня будет теща, - произнес он шепотом и обхватил голову руками. - И вообще, у ней наверняка куча родственников и с ними надо будет что-то делать. А что, если они мне не понравятся? А если им не понравлюсь я?»
«7. Придется ходить по тоям, а это значит, что все субботы и воскресения будут заняты.
8. Она может что-нибудь родить!
9. Я буду отдавать ей часть зарплаты. То есть, мне придется прятать от нее часть своей зарплаты.
10. К ней будут приходить ее подруги.
11. Она наверняка не воспримет моих друзей...
12. А вдруг она храпит?...»
И так далее, и тому подобное. В итоге столбик справа стал стремительно расти, угрожая превратиться в дорическую колонну. Столбик слева сиротливо жался рядышком. Жапаргали отложил ручку, взял в руки листочек, еще раз пробежал по нему глазами и тяжело вздохнул. Перспективы спать с человеком, у которого в активе злая мать, куча родни, миллион чемоданов и в качестве дополнительного бонуса – могучий храп – не сильно его привлекала.
Тем не менее, недели через две Анара вдруг заявилась к нему домой сама, с тортиком, в честь международного «Дня спонтанного проявления доброты». Оказывается, есть такой милый праздник. Наверняка его придумал очень душевный человек. А через месяц они и вовсе, каким-то загадочным образом, проснулись в Жапаргалиевской кровати. Вернее, Жапаргали проснулся от ощущения того, что в доме кто-то есть. Из кухни доносился характерный шум и пахло жареным луком.
«Анарик-комарик! - сразу вспомнил Жапеке. - Яичницу жарит», - догадался он и вспомнил пункт номер четыре из левого столбца. Вспомнил и улыбнулся своей прозорливости.
До его слуха донеслось пение. Жапаргали прислушался. «Важней всего-о-о погода в доме-е», - тянула Анара.
Хм, приподнял брови Жапеке, отмечая приятный тембр. Потом не спеша пошевелил пальцами ног, потянулся, хрустнул по очереди затекшими коленками, откинул одеяло и пошел умываться.
Первым делом бросилось в глаза, насколько преобразилась ванная. Она была вся заставлена. Тут было все. Ну или почти все. Весь женский арсенал.
Маски из голубой, розовой и белой глины, четыре вида красок для волос, пять шампуней три в одном, шесть бальзамов и масок от перхоти, скраб для лица и отдельно скраб для тела, гель, мусс, крем и гель-крем для душа, пена для ванны, дневной, ночной и утренний кремы для рук, ног, лица, области декольте, области бикини и отдельно для век, сливки для снятия макияжа, молочко для снятия того же макияжа, тоник для завершения очистки лица, подтягивающая, утягивающая и успокаивающая маски, маска-пленка, хна, басма, сушеные цветы календулы и ромашки, листья и почки березы, крючок с двумя махровыми халатами и три полотенца, ароматические свечи и масла, целые кусты мяты, десяток мочалок в виде сердечек, лягушек, зайчиков...
Чуть особняком, прямо на полу, расположилась фарфоровая кошка с голубыми камушками вместо глаз. Зрачки ее мерцали зловещим зеленоватым огоньком.
Жапеке не сразу нашел свою зубную щетку. Женский боекомплект оттеснил ее куда-то в угол, и она жалко выглядывала из граненого стакана с всклокоченной от ужаса головой.
Когда Жапеке уже вытирался полотенцем, Анара незаметно подкралась и обняла его сзади. Два неясных силуэта отразились в настенном кафеле.
«Хм-м, романтичненько, - мелькнуло в голове у Жапаргали. - Где-то я это уже видел. Кажись, у Трюффо».
Через пять минут они уже сидели за столом, завтракали.
«Вкусно», - отметил Жапеке, доедая яичницу. На столе вместо привычно оторванных кусков черного хлеба и пары нечищенных луковиц, лежали в тарелочках аккуратно нарезанные ломтики батона и колбасы. Чайник был натерт так, что Жапеке видел в нем свое кривое отражение. Вилок и ложек, забытых еще со вчера, не наблюдалось. Пакетов и огрызков – тоже. Все сияло и блестело. Откуда-то нарисовалась красивая молочница...
«Нормально, - прикинул Жапеке, чувствуя как поднимается его настроение. - Совсем даже нормально»
И, действительно. Все было хорошо. Можно сказать, даже замечательно. Жапаргали крякнул и хотел было сделать комплимент, но тут Анарик-Комарик, как бы ненароком, вдруг обронила:
- Жорик! - пропела она нежным голоском. - Жорик. Тебе не кажется, что эти обои слишком мрачные? Они не для кухни. Они для спальни. Надо поменять их на что-нибудь веселенькое. На светленькое. С цветочками. Да?
Жапаргали насторожился и перестал жевать.
Что значит «мрачные?» задумался он. Почему спальня ассоциируется у нее с чем-то мрачным? Почему «веселенькое» не может, украшать ту же спальню, к примеру? И при чем тут обои вообще?
А Комарик, не дожидаясь ответа, запела дальше, в том же артистическом ключе:
- А вот здесь мы поставим пуфик. Чтоб угол не пустовал. Да, солнце?
Из «солнца» словно разом выпустили весь воздух.
Ну зачем, подумал Жапаргали, проглатывая застрявший кусок. Зачем вот так сразу? Ведь нормально сидели? Нормально. И даже романтично. А тут на тебе. Пуфик. Спальня. Мрачные обои... К чему все эти пошлости?
И всё. И конец. И всё насмарку.
Через два дня они расстались.
