Одна из актуальных тем, обсуждаемых политологами и диванными экспертами, – это устойчивость политического режима в России в зависимости от исхода военного противостояния с Украиной. История XIX–XXI веков дает здесь достаточный материал для выводов и обобщений.
Во-первых, тоталитарные и репрессивные режимы устойчивы к военным неудачам. Какими бы тяжелыми ни были поражения на фронтах, народ глухо ропщет, но не выступает против власти. Элиты остаются сплоченными вокруг своего вождя. Так было в СССР во время тяжелых поражений 1941–1942 годов. Об этом даже высказался сам Сталин: «Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии».
Почему Европа обязана возглавить реконструкцию Украины
Экс-главный экономист МВФ считает, что США и так уже значительно потратилис... →
Точно такую же устойчивость продемонстрировал гитлеровский режим в Германии. Конечно, была попытка военного переворота 20 июля 1944-го. Но он провалился, потому что не нашел поддержки ни у народа, ни у элит.
Без последствий для правящих режимов закончилась кровопролитная и длительная война между Ираком и Ираном. Режим Саддама Хуссейна пережил еще и поражение в первой войне в заливе.
Лояльность элит и покорность народа, достигнутые жестокими и массовыми репрессиями в сочетании с тотальной пропагандой, делают такие режимы устойчивыми к военным неудачам.
С авторитарными режимами ситуация несколько иная. На них слабо влияют поражения, которые терпят их армии вдали от дома. Провал похода Наполеона I в Россию не оказал значительного влияния на прочность его власти. То же самое можно сказать про его племянника Наполеона III – неудачи в Мексике не ослабили его власть. Даже поражение Российской империи от Японии не оказало того влияния на прочность царской власти, которое ему приписывают. Революционное брожение началось за несколько лет до войны, поражение просто его усилило.
Некоторым исключением является Фолклендская война, поражение в которой аргентинская военная хунта пережить не смогла. Но в Аргентине и без войны дело шло к уходу военных из власти.
Однако авторитарные режимы не могут пережить, когда война приходит к ним в дом. Тогда от власти первыми отворачиваются элиты. И начинается обратный отсчет. Когда союзники вторглись во Францию в 1814-м, от Наполеона отвернулись все, даже самые преданные маршалы. Империя Наполеона III рухнула после капитуляции Седана. Первая мировая война шла на окраинах Российской империи, но массовые мобилизации затронули практически все семьи, то есть война пришла в каждый дом. Режим Муссолини рухнул после высадки союзников в Сицилии.
Режим «черных полковников», вроде бы, является исключением. Авантюра на Кипре все-таки не касалась самой Греции. Но полковники пали не из-за войны, а из-за экономических неудач и роста недовольства как среди элит, так и среди народа.
Режим Путина заметно дрейфует в сторону тоталитаризма. Но по репрессивности и мощности пропагандистского аппарата ему еще далеко до сталинских образцов. Поэтому поражение, если оно случится, может привести к падению. С другой стороны, война ментально все еще далеко от России. То есть это далекая война. И это снижает риски для режима. Есть основания предполагать, что мы станем свидетелями нарастания тоталитаризма и репрессивности с приближением войны к российским гражданам и ростом разочарования среди элит.
