Вы можете себе представить, чтобы по городу шла несанкционированная, массовая (примерно 10 тысяч человек) демонстрация, и правоохранители не разгоняли, а мирно сопровождали ее? Небось, только на Западе видели, по зомбоящику?
А я вот принимал в такой акции протеста самое непосредственное участие. Правда, ровно 35 лет назад.
Это случилось 17 февраля 1979. Я учился на четвертом курсе журфака МГУ. Хотя учился – громко сказано. Тогда 19-летнего меня больше занимали: напиток «Кавказ» типа портвейн (именно так – «типа портвейн» - было написано на этикетке; может, оттуда и пошло слово-паразит «типа»?), карточная игра в «тыщу» по ночам, хождения по барышням и в дискотеку на 15 этаже корпуса «Б» высотки на Ленинских (ныне Воробьевых) горах, где мы и обитали.
В полдесятого вечера в танцзал ворвался студент-вьетнамец с круглыми (не вру) глазами и орёт: «Китай на Вьетнам напал!» С китайцами у Союза тогда были неполадки в пробирной палатке, а вьетнамцы – братья навек. Поэтому все, кто плясал на дискотеке, вмиг снялись и понеслись к китайскому посольству: здание МГУ и дипмиссию КНР на улице Дружбы разделял лишь парк всё той же Дружбы.
В толпе оказался хуацяо (вьетнамец китайского происхождения), который обучил нас двум китайским ругательствам: «Мао си бугау!» (Мао – нехороший человек) и «Во дэ ши!» (Идите лесом!). Эти фразы мы и начали скандировать хором глоток в сто, топчась в сугробах напротив посольства.
Подтянулись милиционеры, но, сколько помню, нас и пальцем не тронули. Просто следили, чтобы кто-нибудь не вздумал перелезть через забор на территорию Поднебесной. Повопив с полчаса и замерзнув, большинство заспешило в магазин: спиртное продавали до 23.00.
В ту же ночь разведка донесла, что в университетской общаге ФДС (филиал Дома студентов) создается штаб по организации протестных действий, а на завтрашнее утро назначена массовая антивоенная демонстрация студентов.
Я в ту пору увлекался живописью и провонял общежитский бокс красками и растворителем до такой степени, что со мной в комнате никто не хотел жить. Зато у меня имелся рулон холста. Отрезав длинный неширокий кусок, кармином вывел на нем: «No pasaran! Они не пройдут!» Оставалось немного места, и я, подумав, вымазал черной краской ладонь и плотно приложил ее к холстине. Прибил две рейки. Зашел сосед-балкарец. Понаблюдав с минуту за процессом, говорит: «Слушай, а напиши еще по-балкарски!» Он мне часто наливал, и отказать было нельзя. Балкарский протест я изобразил на обороте транспаранта.
К 10 утра народу у ФДС собралось, как на фресках Сикейроса или в фильмах Бондарчука-старшего. Позже я услышал, что нас было около десяти тысяч. Это в 1979 году! И не на демонстрации 1 мая или 7 ноября. Такого в СССР не было до начала угара кооперативного движения. Кто-то из штаба, завидев меня, крикнул: «У тебя четкий транспарант. Станешь во главе колонны».
Улица Дружбы – в двух шагах от ФДС. Но колонна сначала прошла по Университетской улице, затем свернула на Мосфильмовскую. По ходу движения нам встречались сочувствующие горожане, они аплодировали и потрясали кулаками солидарности. Шествие, естественно, сопровождала милиция. И, что характерно, ни один в погонах не бросался на демонстрантов с целью свинтить.
Демонстрация затопила улицу Дружбы полностью. А она с километр длиной. Народ не стоял тупо на месте. Воздух разрывали русские и китайские кричалки. На пригорке подожгли чучело агрессора. А еще в то утро по всей Москве скупили чернильницы, и сейчас они летели в пуленепробиваемые окна жилых зданий посольства, стоявших близко к тротуару: сам монументальный офис находился в глубине, и до него было не добросить. Это граффити красовалось на китайских домах еще неделю, пока не смыли. Ну а что? Булыжник – оружие пролетариата, а чернильницы – студенчества. Логично. Хотя сам я не швырнул ни одной.
Тем временем к воротам посольства по тротуару чудом протиснулась черная «Волга», из которой выбрались руководитель протестного штаба – 17-летняя первокурсница геофака, с рукой на перевязи, и мужик в летах. Я опознал в нем первого секретаря Ленинского райкома КПСС столицы Протопопова: он преподавал у нас забавную науку - политэкономию социализма. Партайгеноссе скандировал вместе с нами: «Нет войне!» А в глазах его блестели настоящие слезы – прямо как у Путина после избрания.
Мы еще дней десять ходили к посольству на пикеты. А в марте военный конфликт КНР и ДРВ иссяк. Китаю не удалось захватить северные провинции Вьетнама. Всего в том блицкриге, по оценке Стокгольмского института исследования проблем мира, погибло около 30 тысяч человек.
В мае 2009, когда однокурсник Игорь Свинаренко (ныне известный российский журналист и писатель, вместе с Альфредом Кохом написал знаменитый «Ящик водки») давал мне в Москве интервью, мы вспомнили ту историю. Он огорошил заявлением: мол, демонстрацию тогда организовал КГБ, а нас «развели на слюнтявку». Ну, Игоря можно понять: он после окончания МГУ подвергся репрессиям в Калуге за распространение самиздата типа «Архипелаг ГУЛАГ». Практически узник совести. И теперь ему везде видятся руки по локоть, путинские головы и отмороженные сердца. Имеет право на точку зрения, заслужил ее честно.
У меня, правда, не такая богатая биография. И я от его версии слегка расстроился – как будто отняли кусок юности. Но в глубине души Игорю все равно не поверил. А выражение «развод на слюнтявку» понравилось. Как-то я его даже заголовком поставил в газету.
