Какое время на дворе – таков мессия.
А. Вознесенский
Как-то один из моих знакомых олигархов на одной скромной посиделке, доверительно приобняв меня за плечо, произнес сакраментальную вещь:
- Ерёма, - сказал он, - ты говори. Говори, не бойся. Всё, что ты говоришь, мы разделяем.
- Что именно?
- Ну, о ситуации в целом.
- Серьёзно?
- Да, - вздохнул он. - Мы все так думаем, просто сказать не можем. Ты ведь всё понимаешь: нас за это по головке не погладят, а тебе терять нечего. Ты ведь творческий, тебя не тронут.
Ермек Турсунов: Мой неравный брак с государством
Открытое письмо кинорежиссера Ермека Турсунова людям, принимающим решения в... →
Вообще я заметил: многие мои знакомые употребляют слово «творческий» в значении «малахольный». Как бы малость не в себе. Такая, знаете ли, лёгкая форма аутизма. Возможно, в чём-то они правы. С картиной нынешнего мироустройства я действительно не в ладах.
Если честно, мне бы тоже хотелось оказаться в статусе, когда есть что терять. Когда «нечего терять» – скучно. Гражданское мужество твоё лишается диссидентского флёра. Но в словах моего доброго приятеля присутствовала сермяжная правда. Жаль, конечно, но это так.
С другой стороны, что значит – «терять нечего»? Деньги, конечно, – сила, но нельзя же всё мерить в деньгах. Есть вещи, которые в деньгах не оценишь. Другое дело, когда у нас уже сформировалась в обществе установка, что все измеряется в деньгах.
А как же чувства, скажете вы? Любовь? Уважение? Дружба?
Ерунда. Просто этот романтический список идёт по-другому прайсу. Поэтому, если уж речь зашла о ситуации в целом, тот тут и в самом деле есть что сказать.
Вы знаете: я не за тех и не за этих. Не за красных и не за белых. Не за правых и не за левых. Я – за правду. А правда состоит в том, что в Датском королевстве давно уже все мутно. Начнем с простого.
Вот кто мне объяснит – что мы построили? Разве можно такое вообще построить? И если это так, то неужели мы строили Это? Строить так - значит, строить против логики. Такое не строится. Разве можно осознанно построить абсурд? Разве можно планово организовать хаос? Наверное, это наше своё особое понимание миропорядка?
Хотя…определённый смысл в происходящем можно найти. Просто некая группа людей решила колонизировать страну и выжать из нее всё. Именно колонизировать – держать индейцев в страхе и подчинении. И методы соответствующие, естественно. Так что ничего удивительного в происходящем. Другое дело, что для нас этот смысл и порядок унизителен.
Ну, хорошо, давайте попробуем без эмоций. Как так случилось и что за всем этим стоит?
Вот у нас неимоверное количество газет с журналами. А читать нечего. Парадокс?
В них работает огромное количество профессиональных журналистов. О чем они пишут? Для кого? И для чего?
Ермек Турсунов: Спасти страну или спастись от страны?
Открытое письмо кинорежиссёра Ермека Турсунова людям, от которых в этой стр... →
Есть лишь несколько авторов с устоявшейся репутацией, которых интересно читать, куда бы они ни кочевали. Все остальное – массовка. Заполнение пустоты.
Далее.
У нас куча сайтов, которые возникают и исчезают с перманентной периодичностью. На них пасётся определенное количество читателей. Все остальные – а их большинство – даже не знают об их существовании. Получается, это тоже некий закрытый клуб, своя тусовка, где штатные авторы являются одновременно и штатными читателями.
У нас непонятное количество телеканалов. Я не знаю точно – сколько. А кто живёт в нашем телевизоре?
В нашем телевизоре живут две категории героев: люди с человеческого дна, бомжи, проститутки, опустившиеся алкоголики, наркоманы и – звёзды, от которых в небе нашем всё так тускло и беспросветно. Телевизионщики пытаются убедить нас в том, что они, эти звёзды, – наше все. Их личные жизни изучаются под увеличительным стеклом: где родилась, с кем развелась, от кого родила и с кем теперь живет.
Все этих шутов и скоморохов раньше при дворах держали рядом с собаками. Нынче они – пример для подражания. Кумиры.
Когда, с какого времени они стали властителями дум? Все эти эксперты, заседающие во всевозможных жюри, какие-то стилисты, дизайнеры, продюсеры и типа певцы, на полном серьёзе рассуждающие о вещах, в которых они, вращающиеся в своём убогом замкнутом кругу, ничего не смыслят. А ведь, если разобраться, всю эту воинственную пошлятину надо увезти за сто первый километр и там держать за большим замком.
Всё это называется – информационное поле. Мы в этом поле живём. Как в душном алматинском смоге. Принюхались, придышались. Вроде как не смертельно, но жизнь отравляет. Впрочем, говорят, если цианид употреблять в малых дозах ежедневно, организм постепенно свыкается.
Не ручаюсь за точность формулировки, на себе не проверял, а сравнение вполне подходящее. Музыка давно стала врагом человека. Она лезет изо всех щелей. Хотя, по сути своей, музыкой не является. Это – так. Фон. Чтобы не быть одному. Яркое тому подтверждение - весь наш той-шоу-бизнес. Назвать это ужасом я не берусь. Загробная жизнь с его ожившими персонажами меня мало интересует.
Я просто пытаюсь понять, что это такое вообще – казахский образ жизни? Ну, хорошо, пусть – казахстанский. Здесь не в подборе слов дело. Дело в самом смысле. А он прост.
Ермек Турсунов: Родиться и умереть в Казахстане. Часть 1
В четверг, 27 марта, лучший кинорежиссер страны Ермек Турсунов прислал в ре... →
Характеризуя нынешнюю российскую действительность, известный российский психиатр Александр Бурхановский, выделил две проблемы: деградация и дебилизация. Полагаю, всё это применимо и к нам. Возникает вопрос: это делается намеренно или всё-таки случайно, по незнанию? Вроде бы с высоких трибун ставятся задачи весьма претенциозные, но кто их будет выполнять? Вот эти что ли? Или те, кто на них смотрит и «васхыщается»? Ещё один абсурд.
Теперь – предметно.
Представим молодую семью, которая живет в таком вот поле. У них родился ребёнок. Чтобы вырастить его и поставить на ноги, им придётся преодолеть невероятное количество искусственных преград.
Ну, во-первых, вряд ли они смогут устроить ребёнка без взятки в хороший садик. Помимо взятки, существуют разные сборы.
Затем – школа. Там то же самое, но с другими тарифами. Современная школа - это следующий уровень моральных травм. Вряд ли они найдут такую, где бы работали не озлобленные нищенскими зарплатами учителя.
Потом вуз.
Где в Казахстане остался такой вуз, в котором не «разводят» экзамены и зачёты? Может быть, есть такой? Я лично не знаю. Можно, конечно, не мучиться и сразу купить диплом. Но чего в действительности стоит диплом, за которым нет реальных знаний?
И вот этот малообразованный полуспециалист, прошедший азы казахстанской школы выживания, ни на секунду не расстающийся со своим айфоном, где записана вся эта «звездная муть», идет на работу. Допустим, в медицину… И долго тычет иглой в поисках вены.
Или же – в органы. Бороться с преступностью в среде преступников...
В школу – учить других детей тому, в чем сам мало соображает…
Словом, он делает шаг во взрослую жизнь.
Но и на этом уровне возникает новая цепь вопросов.
Ермек Турсунов: Родиться и умереть в Казахстане. Часть 2
Кинорежиссер, сценарист, писатель Ермек Турсунов: «В мировом рейтинге счаст... →
Сколько надо дать, чтобы устроиться на работу? В каждой сфере давно уже действует свой тариф. А надо ведь ещё попасть в нужную команду. У нас ведь клановый стиль существования. По-другому не выживешь. Не будешь в команде - не будешь нигде. Просто хороший специалист не нужен. Хотя, как правило, работу всего отдела тащит именно такой фанатичный головастик. Один. Это как во времена большевиков. Чтобы не гробить всю налаженную систему сразу, старых жандармов до поры до времени оставляли на работе.
Что всё это значит?
Это значит, что мы ещё не вышли из дворового возраста, когда прав сильный. А кто у нас нынче сильный? Тот, кто у власти. А кто нынче у власти? Богатый. А кто нынче богатый? Мы их знаем. Как они стали богатыми? Об этом мы тоже догадываемся. Лишь считаные из них заработали свои состояния по-честному. На остальных денежки свалилась в результате мутных «движняков».
Что пришлось преодолеть всем этим хозяевам жизни на пути к своему богатству? Много чего. Они действительно упёртые гаврики. Они прошли всё - унижения, оскорбления, уничтожения и прочие страдания морально-физического порядка. Они уже привыкли жить и здравствовать в определенной позе.
Что в них воспиталось за всё это время на пути к вершине пищевой пирамиды? Злоба, цинизм и спесь. Как будет вести себя злобный, спесивый и богатый человек в той или иной ситуации? Правильно – по ситуации. Тем более что они сами создали эту «ситуацию», быстренько в ней мимикрировали и прекрасно себя ощущают в новой среде. Новая среда – это наше государство. И здесь не важен масштаб. Важен – принцип существования.
Недавно я где-то прочёл: более 30% казахстанской молодёжи хотят покинуть Казахстан.
Что означают эти тридцать процентов в широком смысле?
Ермек Турсунов: мои итоги года
В канун Нового года Forbes.kz обратился к знаменитым казахстанцам с просьбо... →
Те, кто в силах уехать, в большинстве своем ребята активные, способные, как правило, из состоятельных семей. Это не значит, что те, кто остается, – плебс. Нет. Просто это уже – не лидеры. Это – люди другого качественного уровня. А это значит, что у нашей страны тяжёлые перспективы. Те детки, что являются ровесниками нашей независимости, начали уже свои служебные карьеры. С каким багажом знаний они их начали – я уже сказал. С чем они столкнулись при трудоустройстве – тоже.
А кто будет управлять этой страной? Те, кто нынче носит портфели за своими боссами. Что это за люди? В какой среде они обитают и что они видят? Какие понятия формируют их взгляды на жизнь?
Я не нагнетаю. И не раскачиваю лодку. Дело в том, что у этой лодки давно пробито днище, и мы медленно идем ко дну. Мы, собственно, уже там. Просто мы так боимся её пугающей темноты, что боимся лишний раз туда заглядывать.
Некоторые говорят: «Подождем, когда Он уйдет».
Мне удивительно. Ну и что? Что вам с того? Что изменится? Система уже выстроена. Она называется – монархическая клептократия, если по-умному. Чтобы ее изменить, нужен Ганди. Или Ли Куан Ю. И не один, а несколько. Один не справится. Его съедят свои же. Нужна команда единомышленников с чистыми руками и чистой совестью. Для появления таковых никаких предпосылок я не вижу. Поэтому как реалист я не могу утверждать, что дальше будет хуже. Но лучше вряд ли. Посадив репей, ты не можешь надеяться, что вырастет роза.
За нынешними агашками – партшкола. А за партшколой – опыт и реальное умение управлять и действовать. Они и действовали. Никто из них не сидел сложа руки. Они сделали всё, что смогли: обеспечили детей кое-каким наследством, продали всё, что можно было продать, и купили всё, что можно было купить. Следующее поколение управленцев – затюканные ущербные рвачи, подпорченные вирусом каннибализма. Не все, конечно. Не все. Но в подавляющем своем большинстве. А большинство, как известно, - это ржавчина. Плесень. А плесень – непобедима. Из этого мы выходим на разговор о несовершенстве власти.
Вы знаете, у всякой власти есть свои несовершенства. Власть по своей природе не может быть совершенной. Но из всех властей я бы лично предпочел несовершенство европейской власти.
Однако тут есть одно «но». Одно должно соответствовать другому. Наше население, я сознательно не употребляю слово – народ. (Это – не народ, это – население). Так вот, нынешнее наше население не может претендовать на европейскую власть. Нет для этого никаких оснований, товарищи. Казахская интеллигенция (читай: элита, аристократия) в основе своей до сих пор живет с фольклорным сознанием - когда прав бай или байский сынок. К тому же сознание это отягощено постколониальным синдромом.
Все остальные - скажем так, пассажиры нижней палубы - проблемами высшего порядка не интересуются. Это значит, что ни те, ни другие никогда не сунутся с претензиями к пассажирам первого класса. Они будут кушать свой бешбармак за общим столом, петь свои песни и плясать свои пляски. Это значит, что они будут цепляться за свой хрупкий мир, полагая, что в этом относительном спокойствии и кроется истинное счастье. Это значит, что рабами можно оставаться и в свободной стране. Можно даже любить свои оковы, покрыв их золотым налетом. От того на концертах кайратнуртаса – полный аншлаг. Это как раз таки не феномен, как считают некоторые. И не явление. Это – доказательство. Диагноз, если хотите.
Помнится, как-то Бибигуль Ахметовна Тулегенова неосторожно высказалась, что не считает этого орла певцом, так на нее накинулись всей стаей и чуть не заклевали. Это я к чему?
Когда умерла Жанна Фриске, вой, который подняли российские СМИ, тут же подхватили местные и на все лады оплакивали средненькую, в общем-то, певицу. Когда умер Герольд Бельгер –последний честный человек в этой стране, воя не было, а были скромные похороны. А через неделю о нём все уже забыли. Это тоже доказательство. Диагноз.
Что в итоге?
В итоге – о Блоке.
Неожиданно, да? А я сейчас часто думаю о нем.
Когда революция, которую Блок очень ждал, победила, в стране наступили тяжелые времена. Голод. Разруха. Чтобы как-то прожить, Блок читал лекции о западном искусстве матросам и красноармейцам. Просвещал, так сказать. Ему платили булкой хлеба и куском рыбы. Он почитал так некоторое время свои лекции в университетских аудиториях, в махорочном дыму, среди харчков и матросского мата, а потом вдруг заболел. Неизвестной болезнью. Врачи никак не могли установить диагноз. Так и умер. Пришел домой, лег и уже не смог подняться.
«Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем». Эти слова, сказанные Блоком на пушкинском вечере, незадолго до смерти, быть может, единственно верный диагноз его болезни.
В пушкинской своей речи Блок еще говорил: «Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю – тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем: жизнь потеряла смысл».
Что нам завещал Герольд Бельгер
В понедельник, 16 марта, в Алматы, в Национальной библиотеке РК состоялась ... →
Чуть позднее Андрей Белый в письме Ходасевичу рассказывал: «Дорогой Владислав Фелицианович… Блока не стало… Умер он в полном сознании. Эта смерть для меня – роковой бой часов: чувствую, что часть меня самого ушла вместе с ним. Ведь вот: не видались, почти не говорили, а просто «бытие» Блока на физическом плане было для меня как орган зрения или слуха; это чувствую теперь… Орангутангом душа жить не может. И смерть Блока для меня - это зов».
В дневнике Корнея Чуковского есть такая запись: «Он ничего не делал – только пел. Через него непрерывной струёй шла какая-то бесконечная песня. И потом он остановился – и тотчас же стал умирать. Его песня была его жизнью. Кончилась песня, и кончился он».
Мне лично думается, что Блок умер как-то «вообще» оттого, что не мог больше жить. Он просто не мог больше дышать. Он просто задохнулся. Он умер от смерти.
И сегодня, во всей этой кутерьме с девальвациями, инфляциями, громкими судебными процессами и прочими напастями, со всеми этими олимпиадами, универсиадами и ЭКСПО, с этим фальшивым насквозь «Хабаром» и тошнотворным КТК, со всем этим грандиозным фарисейством, двадцать с лишним лет сидя по самые ноздри во лжи и лицемерии, я думаю о том, что мы потеряли нечто большее, чем деньги или образование. Больше, чем память или страх перед лжесвидетельством. Больше, чем шанс стать по-настоящему свободными и самодостаточными. Мы потеряли начало начал. Мы потеряли нравственные ориентиры. Мы потеряли понятия о чести и совести. Мы забыли, как выглядит правда. Мы забыли, чем она вообще отличается от правдоподобия.
Мы не сразу поняли, что есть сахар и есть сахарозаменитель. Мы обманулись, прикормились и забыли вкус оригинала. Мы утратили чувство меры. Чувство гармонии. Мы не можем уже отличить одно от другого, подлинник от пустышки. Мы больше не вглядываемся, мы – просматриваем. Мы не смеёмся, мы – ржём. Мы не вникаем, мы – осведомляемся. Мы не учимся, мы – потребляем информацию. В стране больше нет культуры и её носителей. Вместо неё есть некая «культурка» и ее инфицированные распространители. Мы больше не видим, что всё это есть – параллельная реальность, но никак не сам предмет. Не жизнь сама, а как бы жизнь понарошку. Жизнь как казённое мероприятие. И вот эта «жизнь понарошку» как-то незаметно вытеснила всё живое и установила свои правила.
Выходит, в нашей жизни не осталось ничего настоящего?
Меня не покидает ощущение, что мы давно уже превратились в посмешище. Мне часто бывает стыдно за свою родину. Меня давно покинуло чувство благоговейного восторга от слов и поступков моих дедов и прадедов. Это было слишком давно. А сегодня ничего не остаётся, как прикрывать свою наготу демонстрацией дешёвых понтов. И много пыли. Слишком много пыли, господа.
И как-то тяжело стало дышать. Душновато. Грязи много. И чересчур развелось шутов и скоморохов. Они уже везде - в политике и экономике, в правительстве и министерствах, в газетах и телевизорах… Одетые, обутые, сытые, жутко косноязычные, часто богатые и по случаю надменные.
Может показаться, что я всё напутал. Свалил всё в кучу. Нет, дорогие мои. Здесь всё взаимосвязано. Выступление президента с трибуны ООН напрямую связано с тем, что и как у нас обсуждается в парламенте, рассматривается в судах, идет по телеку, пишется в сетях и поётся с эстрадных подмостков. Одно неотделимо от другого. Всё это определяет качественный уровень страны и тех, кто в ней проживает. Просто мы живем в соседних колхозах, но все внутри одного большого райцентра.
Проблема в том, что мы хотим «казаться», а не «быть». Нам хочется, чтобы всё сверкало и было чисто. Чтобы хорошо пахло и не ломалось. Чтобы все было якобы «ништяк». Якобы…
Но мы ничего в реальности не делаем. Мы просто начинаем «косить» под «них». Для начала мы завешиваем всю страну бодрыми лозунгами и портретами отфотошопленного человека средних лет. Затем мы обклеиваем алюкобондом фасады своих домов, не слишком заботясь о том, что коровник на заднем дворе прохудился и жутко воняет. Мы переодеваемся в «их» одежды и ездим в «их» машинах по своим пыльным дорогам. А потом закручиваем лампочку на единственный столб посреди нашего колхоза и строго следим за тем, чтобы её не сп…или.
Короче, мы ставим себе задачу «войти в их число», но вороватые наши соседи, краснея и стесняясь своих привычек, косятся на ту самую единственную лампочку, что висит посреди нашего колхоза и жутко действует всем на нервы. Особенно по ночам. Когда-нибудь её все-таки сп…ят, и, боюсь, настанет кромешная тьма. Что тогда будем делать?
