Серик Буксиков: Как монетизировать казахстанское искусство
Может ли картина казахстанского художника стоить 130 млн тенге? Ценится ли азиатская архаика на Западе? Почему среда искусства в Казахстане разрежена? На эти вопросы Forbes.kz попытался найти ответы вместе с известным художником Сериком Буксиковым
«Вездеход» от Балгимбаева
F: Серик, в конце 1990-х, будучи студентом академии искусств им. Жургенова, вы работали над проектом Millenium Party Astana, готовили молодую столицу к встрече нового тысячелетия. Неужели в такую команду попали без блата?
- Даже внутри нашего коллектива мне об этом говорили. Этот проект был придуман арт-менеджером и политтехнологом Маратом Гельманом, правда, для Москвы. В то время с ним тусовался художник Канат Ибрагимов, создатель галереи «Коксерек», где трудился и я. Они решили сделать в Казахстане такой же проект. Потом произошли изменения в организации, команда продюсера Бахыта Килибаева выдавила всех, а я остался один из прежнего коллектива. Может, потому, что принял нейтральную позицию.
F: Чем вы занимались?
- Астана в 90-е годы была провинцией, главной достопримечательностью города тогда было здание «КазМунайГаза», которое сейчас выглядит сарайчиком по сравнению с соседними строениями. Нам надо было поработать над образом города, придать столице статус. Мы трудились над визуализацией карнавалов, подготовкой концерта с президентом. Я, студентик, занимался оформлением фасадов зданий.
Тогда премьером был Нурлан Балгимбаев. Помню, он выдал нам специальную бумажку, которая открывала дорогу в Астане всюду, где сталкивались с проблемами: в правительстве, полиции, системе ЖКХ. Вот я и ходил с этой бумажкой, напрягал владельцев магазинов на главных улицах, которые надо было оформить к празднику.
Это был мой первый серьезный проект. Позже, когда искал работу в рекламном бизнесе, меня спокойно взяли в то агентство, в какое я захотел, потом что был раскручен мой предыдущий проект.
«Искусство должно быть самоокупаемым»
F: Почему после окончания вуза вы ушли в рекламу?
- Будучи студентом, я стал думать, чем займусь после учебы. Что-то мне подсказывало (скорее всего, интуиция), что художником я буду не совсем счастливым, не смогу до конца реализовать свой потенциал. В 1999 я послушал интервью в ту пору министра культуры и информации Алтынбека Сарсенбаева, который сказал: искусство должно быть самоокупаемым. И я понял: приложение своих сил надо искать в смежных областях. Это связано и с уровнем развития нашего социума.
F: То есть наше общество не оценивает по достоинству художников, а в рекламе можно дороже себя продать?
- Да. В начале 2000-х владельцы брендов и рекламных агентств еще пользовалась услугами образованных специалистов, были заинтересованы в их дальнейшем обучении. Не так, как сейчас, после кризиса 2008. Я учился готовить стратегии и креативить во Франкфурте, Стамбуле и в Москве. Работал и руками, и мозгами – дорос до креативного директора, делал рекламу Pantene, Head & Shoulders, Ariel, Aquafresh. Тогда я подходил к вопросу создания образа комплексно, не просто представляя потребителю его картинку, но и суть. Понимая сущность бренда, адаптировал его под ментальные особенности нашего потребителя.
Инъекция эмбриону
F: Кстати, сотрудники агентства Havas, которые создавали плакат с целующимися Курмангазы и Пушкиным, не понимали особенности нашего менталитета?
- Теперь уже бывшего директора агентства - Дарию Хамитжанову - я ценю и уважаю как специалиста. Но считаю, она не готова была оценить все риски, связанные с созданием того постера. А один из авторов плаката не из нашего региона, ему было абсолютно по фиг. Просто в бедном культурном пространстве Казахстана такая реклама оказалась кощунственной.
С другой стороны, я прекрасно понимаю авторов постера. В развитом социуме аналогичные сильные образы настолько мощны, что их можно поливать грязью - и они останутся чистыми. Но не у нас. Нарисовать такой плакат - это как сделать инъекцию эмбриону.
Я принял решение не принимать чью-то сторону в этом вопросе, поскольку в той ситуации высказаться за кого-то было всё равно что бросить дерьмо на вентилятор.
Кстати, в 1993 я работал художником-реставратором в историко-краеведческом музее Атырау, где находится могильный камень Курмангазы. На каком-то энергетическом уровне мне было комфортно находиться рядом с этим камнем. Когда у меня было свободное время, я сидел рядом с ним, рассматривал надписи…
Сейчас я пишу картину этого камня.
Созвучие душ
F: Какая целевая аудитория у бренда «Серик Буксиков»?
- Элиты, премиум-группы - те люди, которые могут себе позволить себе приобрести мои работы.
F: Вам не хотелось бы, чтобы ваши работы висели не только в кабинетах обеспеченных людей, но и были доступны широкой аудитории?
- Одна моя работа – Shopping Girl - висит в музее имени Кастеева в разделе «Современное искусство Казахстана». Она была взята в аренду за символическую плату. Нет противоречия между тем, что твои работы находятся в музее и в частной коллекции. Конечно, я бы хотел, чтобы больше моих картин висело в музеях, поскольку во всем мире это считается достижением самого высокого уровня художественного развития.
С частной коллекцией проще. Но тут ты находишь душу, которая созвучна твоей душе.
Кража как признание таланта
F: В чьих коллекциях находятся ваши работы?
- Я ценю, люблю и уважаю моих клиентов. Не потому что, они меня кормят, а потому что ценят. Среди тех, в чьих коллекциях мои работы, – финансист Анвар Сайденов, управляющий директор Dentsu Aegis Network Виктор Елисеев, певица Диана Шарапова, бизнесмен Бахт Ниязов, имам-хатыб московской Мемориальной мечети Шамиль Аляутдинов, глава ивент-агентства «Чеснок» Слава Неруш. Для Алии Назарбаевой у меня заказывала портрет ее подруга, ресторатор Наталья Цхай. Для теннисистки Зарины Дияс – ее дядя Серик Мейржанов. Также мои работы есть у американских, украинских и российских коллекционеров.
Одна картина украдена, кстати.
F: О, да это признание!
- Возможно. В 2010 я проводил выставку в алматинском ресторане «Барбарис». В числе прочих там висела одна моя весьма провокационная картина, изображающую сцену орального секса крупным планом на фоне города, который выглядит бетонным и бездушным. Эта работа многих цепляла. Так вот, кто-то из моих партнеров не вернул ее мне. Хотя уже шли переговоры о покупке картины с московским эротическим клубом.
Ну да ничего страшного, я еще нарисую. К тому же в XXI веке цифровая картина стоит не меньше, чем нарисованная. Как сказал Энди Уорхол в 1960-х, любая картина – это идея, а не холст с красками и подрамником.
Шедевр 19 века в 21 столетии
F: Вы пишете картины на заказ. Хотя есть расхожее мнение, что деньги плохо сочетаются с вдохновением.
- Это - стереотип, который я пытаюсь сломать своим творчеством.
F: Какие известные работы, написанные на заказ, вы знаете?
- Из последних – триптих «Мәңгілік Ел», написанный группой художников под руководством Ерболата Толепбая за 130 млн тенге.
F: Сейчас многие спорят, почему триптих писали так долго - 15 лет - и почему он стоит так дорого.
- Толепбай - крутой художник. Видел его в работе - он мастер! 130 млн тенге краска, конечно, не может стоить, если только художники не извели ее тонны, чтобы довести работу до конечного результата. А так, на мировом арт-рынке есть и более высокие цены – автор праве запросить столько, сколько считает нужным.
Что касается самой картины, то, с точки зрения техники станковой живописи, фирменного цветосочетания и мазка Толепбая, картина выполнена замечательно. Авторы создали шедевр 19 века в 21 столетии.
По срокам мне нечего сказать – у каждого художника они свои.
F: А сколько стоят ваши работы?
- В среднем от $1 тыс. до $10 тыс. За $10 тыс. я написал картину, которая была точной копией другой работы, стоящей $50 тыс. Разбирающийся в арт-рынке заказчик посчитал нужным иметь копию, и я ее сделал. Позже в Сингапуре я встретился с автором оригинала, но ему не сказал, что сделал копию (смеется. – F).
Искусство как протез
F: В 2014 вы снимались в рекламе сотового оператора в роли самого себя. В ней есть момент, где галеристы вам отказывают в выставках, и вы, вернувшись в свою студию, швыряете и разбиваете свои работы. Это – реальная сцена из жизни?
- Именно такого в моей жизни не случалось. Но в 2009 мне нужно было найти спасение, способ возродиться. И искусство стало неким протезом взамен того, что было утрачено в личной жизни.
F: А чей портрет вы писали с наибольшим удовольствием?
- Моей жены. В 2013 и 2014 я писал только свою супругу, причем, не осознавая этого. Тогда Шамиль Рифатович Аляутдинов пришел ко мне в галерею и заметил это. Он пожелал нам счастья.
Позже эти работы были вывешены в Esentai Mall. Их хотели забрать девочки по 12-13 лет. Они просили мам, те – пап, и я уже торговался с папами. Но торговаться я не умею, потому почти все картины были проданы.
Вернисаж как отрезвление
F: В прошлом году вы выставлялись на арт-рынке в Будапеште. Международный опыт окрылил?
- Я был счастлив попасть в среду, где пространство искусства не настолько разрежено, как в Казахстане. Туда я поехал от Союза художников Казахстана. Мне дали самое выгодное и просторное место. Те, кто меня отправлял, думали: раз Серик Буксиков такой крутой дома, то с моей поездкой за рубеж начнется ренессанс казахстанского искусства. Ничего подобного! По сравнению с другими я был рядовым художником. И для меня это было отрезвляющим моментом. Я продал там три работы по 1400 евро. Но привез-то в Будапешт десять. Это было слишком самонадеянно.
Когда я вез оставшиеся картины назад в Алматы, то понял: надо что-то менять, чтобы через год вновь приехать туда и вернуться удовлетворенным.
F: Не каждый художник может так критично отозваться о себе, да еще и в интервью. Как вы считаете, почему у вас не совсем сложилось?
- Сейчас наши и киргизские художники любят в своих работах выпячивать архаику. Я это делать не люблю. Но на выставку повез портреты казахских женщин. С одной стороны, они архаичны, но с другой - выполнены в современной технике. Думал, что в Европе этот приемчик сработает. Но не вышло. В этом году я снова собираюсь в Будапешт, но в этот раз тема моих работ – небоскребы. Они будут цветными, чтобы сломать представление о серых бездушных домах. Это будут три триптиха.
Кстати, я еду не только сам по себе, но и как продюсер другого молодого художника.
Джихад самому себе
F: В 2015 вы стали сотрудничать с издателем Forbes Kazakhstan Арманжаном Байтасовым. Чем вам интересна эта кооперация?
- В марте 2015 сотрудники Forbes Kazakhstan предложили мне написать работу, посвященную Дню женщин. Тогда я только приехал с сингапурской выставки, на которой один художник на протяжении нескольких дней рисовал огромное полотно. Мне эта идея понравилась, и я решил создать картину на празднике Forbes Kazakhstan на глазах у всех. Такой перформанс - это драйв, потому что ты не всегда уверен, что работа получится. Это вызов, даже джихад по отношению самому себе. А людям интересно наблюдать за этой драмой. И даже если они этого не осознают до конца, я вас уверяю: на уровне подсознания это будет работать. Люди будут уходить с праздника и не понимать, откуда у них такое хорошее настроение. Так и была создана «Фрида, цветы, весна».
Это был хороший опыт, и Арманжан Байтасов предложил его развить. На майском теннисном турнире Forbes Сup Kazakhstan-2015 я написал вторую работу – «Теннис большой – это хорошо».
С созданием арт-объектов, связанных с брендом Forbes, сотрудники журнала нашли что-то новое для себя. Ценностные ориентиры нашего социума давно пора дополнять новым инструментом – искусством. За рубежом разбираться в современном искусстве – это круто. У нас – нет. Это - след политики нашего государства, которое в свое время говорило: давайте заниматься экономикой, а остальное оставим на потом. Хорошо, что в Forbes Kazakhstan понимают: надо меняться.
Возвращайтесь к нам через 2 недели, к публикации готовится материал «75 богатейших бизнесменов - 2024»
Forbes Video
Арман Сулейменов – IT-звезда Казахстана
Смотреть на Youtube ⟶Ударят ли санкции по Казахстану?
Смотреть на Youtube ⟶Марат Баккулов: бизнес, который невозможно отобрать
Смотреть на Youtube ⟶